О'кей, прежде всего, я хочу сказать, что я не собираюсь отмачивать здесь сальные шуточки на счёт имени Марвина Гэя. Знаю, это в моём стиле (достаточно вспомнить такие щекочущие пятки каламбуры, как Майкл Пидорэксон и Эрик Гомосексуалэптон), но в этот раз, правда же, не буду. Моё решение окончательно и ничто его не поменяет. Никаких шуток на счёт того, как зовут Марвина, решительно никаких.

В 1971-ом году Кошмарвин Гэй запи—

Ах, я снова не удержался, отшлёпайте меня, кто-нибудь!

Итак, сейчас достаточно модно говорить о будущем музыки. Есть ли у музыки будущее, или пора переходить на коллекционирование марок? Я решил тоже устроить пресс-конференцию, пригласив такого именитого музыканта, как Илья Лагутенко, чтобы с его помощью попытаться ответить на ряд серьёзных вопросов. В беседе (мы пытались вспомнить, как звали художника с синей повязкой) я как бы ненароком спросил:
— Илья, как вы думаете, у музыки есть будущее?
Илья задумался, и через час напряжённого молчания ненароком ответил:
— Да, определённо. Мы как раз записываем новый альбом.

Итак, теперь как нам доподленно известно, что у музыки есть будущее, почему бы не узнать ответ на ещё более животрепещущий вопрос, который никто глубоко не копал — если ли у музыки прошлое?
— Илья, как вы думаете, у музыки есть прошлое?
— Разумеется, нет. Наши альбомы всегда были музыкой будущего. Даже в прошлом.
— А это вообще возможно?
— Разумеется. Разве не знаешь про временной залог "future in the past"?
— Нет!
— Ну, так узнаешь два года назад.

В действительности же немногие знают (я, например, не знаю), что у музыки есть прошлое (ух, ты, интересно, я не знал). Причём популярная музыка уже давно перевалила за черту, когда прошлое стало настолько богатым, что будущее, по большому счёту, не может удивить настолько же сильно. Иными словами, от настоящего момента можно двигаться в двух направлениях: вперёд в будущее или назад, в прошлое, слушая пластинки в обратной хронологической последовательности: задом наперёд. Средняя продолжительность жизни человека — 70 лет. Музыку начинаем слушать с 10 лет, а после 40 идёт сплошной Пинк Флойд, так что у нас есть 30 лет на исследование поп-музыки. Следовательно, если начать слушать её сейчас, а также предположить, что вам 10 лет, то через 25 лет вам будет 35 (наглая американская пропаганда, не верьте).

Это первый альбом Марвина Гэя, на котором есть песни, сочинённые им самим. Я не буду обозревать его первые 8-9 пластинок по нескольким причинам: во-первых, они представляют собой качественный добротный мотауновский соул без сверх-изысков, заворачивая песни в униформу из ярких труб и ритмичных мотивов, обрубая это дело на конце третьей минуты, и во-вторых, я не слышал эти пластинки, а говорить что-то про то, что я не слышал — не в моём стиле, уж поверьте мне на слово.

Это не просто хороший альбом. Это запись, значение которой трудно переоценить. Мы напели этот альбом Аркадию Укупнику, и он схватился за голову:
— Как вы сказали? Тру-лю-лю? Дын-дын-дын? Боже, да где вы были раньше, мой новый сборник хитов уже отправили в печать!!

Мы проиграли «What's Going On» Игорю Крутому, и он схватился за голову:
— Прекратите, у меня голова раскалывается!!!

Наконец, мы кинули пластинкой в Стаса Барецкого, и он тоже схватился за голову:
— Я тебя щас этим свинцовым колобком, который получил на конкурсе двойников Лужкова, в могилу забью!

Иными словами, великий альбом. И что приятно, для того, чтобы это понять не нужно изучать его контекст (все эти темы про Вьетнам, наркотики, разрушения и ненависть можно пропустить мимо ушей прямо в помойку), не нужно изучать его инновации (которые есть: это первый соул-альбом, композиции которого перетекают одна в другую, а сами аранжировки впервые не разделяют песни по мотауновскому трафарету на слащавые баллады и забойные танцевальные притопы) — этот альбом достаточно всего лишь вставить в уши и наслаждаться им "прямо из коробки". Серьёзно, залезьте в коробку из-под телевизора для лучшей акустики.

Ближайший к этой пластинке альбом — Terry Callier «Occassional Rain» со своими сложными и аккуратными аранжировками, в итоге звучащий как соул-кавер на стандарт джаз-фанка. Как часто водится за совершенными пластинками, здесь все песни похожи друг на друга, но нигде не угадывается формула, которая становится очевидной на следующем альбоме, если исполнитель не додумается вовремя поменять направление. Но здесь мягкость аранжировок не раздражает, от высокого вокала Марвина не начинается диабет, внутри этих размеренных полотен зарыты клавишные соло и струнные пассажи, которые открываются только на втором прослушивании, а эти мелодии — фак, если бы идиоты из советской студии звукозаписи «Свисток» услышали эти мелодии, они бы назвали себя «Мелодия».

Говорят, они всё-таки слышали этот альбом.

---